Смертельно усталый, Дэвид сожалел, что затеял этот разговор. Он не виделся с Лилиа со дня похорон, и внезапно его охватило настойчивое желание немедленно отправиться к ней.

– Отец, этот бесконечный спор ни к чему не приведет. Давай покончим с этим.

– Как это понимать? – осведомился лорд Тревелайн. – Что ты наконец взялся за ум? Неужто ты понял, какую совершил ошибку?

– Самая большая моя ошибка состоит в том, что я надеялся переубедить тебя. Как человек с ограниченным кругозором и раб условностей, ты попросту не способен понять моих доводов. Я опустился до твоего уровня, позволив втянуть себя в этот спор.

Лорд Тревелайн замер. Глаза его вылезли из орбит.

– Дэвид, что с тобой? – воскликнула Мэри Тревелайн. – Отцу следует выказывать больше уважения!

– Я всю свою жизнь только и делал, что выказывал отцу уважение, мама, хотя он, конечно, не согласится со мной. А как насчет уважения к себе? – Он поднялся. – Я отправляюсь в Монрой-Холл, попрошу у Лилиа прощения за эту непростительную задержку. Я еще раз заверю ее в своей любви и предложу ей руку и сердце. Если согласится связать свою жизнь со мной, мы обвенчаемся.

– Если ты сделаешь это, не смей больше переступать порог моего дома! Я прикажу слугам не впускать тебя и уж тем более эту жалкую полукровку!

– Вы отрекаетесь от меня, сэр? Что ж, как вам угодно. Уверяю вас, я не пущу себе пулю в лоб и даже не заплачу. Что касается Лилиа, у нее вряд ли когда-нибудь возникало желание переступить порог Тревелайн-манора. – Он улыбнулся матери. – Прощай, мама.

– Желаю вам обоим счастья! – со слезами в голосе воскликнула Мэри Тревелайн. – Поверь, я никогда не повернусь спиной к твоей жене. Напротив, встречу ее на пороге с распростертыми объятиями.

– Забудьте об этом, мадам! – закричал ее супруг. – Я сделаю все, чтобы ничего подобного не случилось!

– Да замолчите же, ради Бога! Вы и без того уже выставили себя полнейшим ослом, сэр!

Дэвид уже шел к двери. Отец что-то крикнул ему вслед, но он только отмахнулся. Все было кончено для него здесь.

На конюшне Дэвид оседлал Грома и вскоре уже скакал к Монрой-Холлу. Его охватило чувство, что случилось непоправимое, он опоздал со своим благородным решением, и он беспрестанно подхлестывал жеребца. Наконец они достигли цели.

Дверь открыл Джеймс.

– Могу ли я видеть миледи?

– Хозяйки нет, сэр.

– Я подожду ее.

Дэвид попытался войти, но Джеймс решительно заступил ему дорогу:

– Вы, конечно, можете подождать, сэр, но, боюсь, ждать придется долго. Еще вчера хозяйка отправилась в Лондон, намереваясь отплыть из гавани с утренним приливом.

– Но как же так? Неужели она навсегда покинула Англию?

– Именно так, сэр.

Дэвид пришел в смятение, но вдруг встрепенулся:

– Она, конечно, оставила мне письмо? Или велела передать что-нибудь на словах?

– Нет, сэр. Ничем не могу вам помочь.

Глава 11

С тех пор как Лилиа исчезла, жизнь в Хана изменилась не к лучшему.

Правда, Акаки оказалась мудрым и дальновидным вождем, но это не меняло дела. Многие мужчины считали ее узурпатором, поскольку испокон веков именно они стояли у кормила верховной власти. Чем дальше, тем упорнее ходили разговоры о том, что правление женщины навлечет гнев богов на весь остров.

Поначалу Акаки не обращала на это внимания, зная, что недовольные найдутся всегда. Однако случилось то, чего она ждала и боялась: после долгого пребывания в городе-убежище Лопака наконец покинул его и укрылся в джунглях. Некоторое время о нем не было слышно, но потом пошли слухи, что он набирает новый отряд, явно – готовясь возобновить войну. Мало-помалу недовольство правлением Акаки усилилось. Наиболее непримиримые покидали деревню и пополняли ряды сторонников Лопаки.

Акаки ненавидела этого человека всем своим существом. Теперь она точно знала, что он замешан в похищении Лилиа.

Прошло полгода с того дня, как Лопака исчез в джунглях Мауи, а напряжение нарастало день ото дня. Хотя он пока не предпринял открытой атаки на деревню, жители чувствовали постоянную угрозу и жили как в осаде. Если раньше между ними и жителями Лааины, ближайшей из деревень острова, было постоянное общение, то теперь лишь немногие рисковали отправиться в гости, поскольку воины Лопаки оккупировали территорию между деревнями, и легко можно было угодить в засаду. Постепенно те, кто еще решался посещать соседей, полностью перешли на водный маршрут, пролегавший вдоль побережья чуть в стороне от рифов. Лопака немедленно отреагировал на это, и теперь даже на море его люди в сторожевых лодках одним ударом топили утлые суда островитян.

И все же Лопака медлил с нападением. О том, почему он не спешит захватить вожделенную власть, говорили разное, но Акаки знала причину: Лопака многому научился в прошлый раз и теперь выжидал, копя силы, чтобы непременно победить. Противостоять этому Акаки не могла, поэтому по мере сил укрепляла деревню на случай внезапной атаки и советовала жителям не терять бдительности. Однако легкомысленные островитяне легко забывали о том, что не было в данный момент безусловно необходимым. И все же Акаки побудила соплеменников построить высокую стену вокруг деревни с одним-единственным выходом к морю. Вообще-то стена была неизменным атрибутом каждой островной деревни, чем-то вроде ограды вокруг группы хижин или маленького храма, хеиаус, но Акаки заставила сделать стену вокруг Хана вдвое выше, оставив лишь узкие просветы для того, чтобы нести дозор. Несколько мужчин каждую ночь стояли на страже, хотя и без особого удовольствия. Порой казалось, что воины заранее смирились с поражением. Они утратили боевой дух, поскольку не считали Акаки настоящим вождем. При таком положении дел Лопаке не составило бы труда захватить власть.

– Вся беда в том, что мужчины не принимают меня всерьез, Наи, – однажды вечером сказала Акаки, заглянув в хижину к старому калеке. – Как будто впав в оцепенение, они не думают об опасности и ведут себя так, словно Лопаки нет. Считая меня непригодной для правления, они скрывают улыбки, когда я отдаю приказ. За спиной они говорят так: «Акаки состарилась и шарахается от каждой тени, ей пора на покой». – Она вздохнула и покачала головой. – Почему, Наи? Почему так трудно принять женщину-вождя?

– Потому что боги завещали нам иметь сильных вождей, а слово «сильный» соотносится с мужчиной. Так уж повелось, Акаки.

Наи совсем одряхлел за прошедший год, хотя и не достиг еще возраста, когда уходят в лучший мир. Он и раньше не покидал хижину, а теперь даже не поднимался с циновки.

– А все эти новшества, отмена табу, – ворчливо добавил он. – Люди сбиты с толку и не знают уже, что правильно, а что нет.

В минувшем году умер король Камехамеха, при котором традиции неизменно уважались. На трон взошел Лиолихо, человек совсем иного склада, более расположенный к веяниям из-за океана. Вместе с любимой женой старого короля, красавицей Каахуману, он посягнул на святая святых – веру и обычаи. По его приказу были сожжены все кии, священные изображения, прежде стоявшие не только в храмах, но и в каждом доме и считавшиеся покровителями очага. Следующим и еще более пугающим шагом была отмена всех табу, касавшихся женщин. С начала времен повелось, что женщины не должны касаться пищи мужчин, должны есть отдельно, а в дни женского недомогания уединяться. Прожив много лет с европейцем, Акаки куда легче приняла перемены, чем ее соплеменники, но и она находила, что случилось это слишком внезапно, что такие новшества следует вводить постепенно, шаг за шагом, да и то после долгих разъяснений. Все это привело островитян в растерянность. Ни женщины, ни мужчины, ни дети теперь не знали, каково их место в семье и в общественном устройстве, как разделить обязанности и каких придерживаться правил. Казалось, земля колебалась у них под ногами, не осталось больше ничего незыблемого и не на что было опереться. И это связали с Акаки, присвоившей верховную власть еще до официальной отмены древних обычаев.